СтатьиПослать ссылку другуНаука > Наука на перепутьеДоклад Его Святейшества Далай-ламы на ежегодной конференции Общества нейробиологов 12 ноября 2005 в ВашингтонеВ последние десятилетия наука сделала огромный шаг вперед в понимании человеческого мозга и всего человеческого организма в целом. Более того, новые открытия генетики переводят нейробиологические исследования в области функционирования биологических организмов на тончайший генный уровень. В результате открываются невиданные ранее технологические возможности для манипулирования набором кодов жизни, что, в свою очередь, позволяет допустить появление совершенно новых реалий для человечества в целом. Сегодня вопрос взаимодействия науки с более широкими слоями общества уже не является предметом, обсуждаемым исключительно в академических кругах. Он должен стать насущным вопросом для всех тех, кто озабочен судьбой человечества. Поэтому я считаю, что диалог между нейробиологами и обществом может принести огромную пользу - он углубляет наше понимание того, что означает быть человеком, и помогает лучше осознать ответственность за мир живой природы, который мы населяем наравне с другими живыми существами. Мне приятно отметить, что более широкое взаимодействие науки и общества выражается, в частности, в растущем интересе некоторых ученых нейробиологов к углубленному ознакомлению с дисциплинами буддистского созерцания. Мой собственный интерес к науке сперва был не более чем любознательностью маленького непоседливого мальчика, подрастающего в Тибете. Однако постепенно я осознал колоссальную важность науки и технологий для понимания открывающегося мне современного мира. Я не только стремился к постижению определенных научных идей, но также прилагал попытки к понимаю более широких последствий новых достижений в области человеческих познаний и технологических возможностей, которые открывает наука. На протяжении долгих лет меня особенно интересовали такие области научных изысканий, как субатомная физика, космология, биология и психология. Своими скромными познаниями в этих областях я обязан Карлу фон Вайцзеккеру и покойному Дэвиду Бому, которые столь щедро уделяли мне время, и которых я считаю своими учителями в квантовой механике. А в области биологии и, в особенности нейробиологии, - покойному Роберту Ливингстону и Франциско Вареле. Я также признателен тем многочисленным выдающимся ученым, с которыми мне выпала честь вести беседы под эгидой Института ума и жизни, который в 1987 году стал инициатором проведения конференций по проблемам ума и жизни в моей резиденции в Дхарамсале в Индии. Этот диалог продолжается уже многие годы, а последняя конференция в рамках Института ума и жизни только что завершилась на этой неделе здесь, в Вашингтоне. Некоторые наверняка недоумевают: «С чего бы буддистскому монаху проявлять такой глубокий интерес к науке? Какая может быть связь между буддизмом, древнеиндийской философской и духовной традицией, и современной наукой? Какую пользу может извлечь для себя такая наука, как нейробиология, из диалога с традицией буддистского созерцания?» Конечно, у традиции буддистского созерцания и современной науки разные исторические, интеллектуальные и культурные корни. Однако, я уверен, что в основе своей они имеют много общего, особенно в том, что касается базовых философских воззрений и методологии. На философском уровне и буддизм, и современная наука едины в своих глубоких сомнениях в отношении любых понятий, связанных с абсолютом, будь то концепция трансцендентного существа, вечности или такие неизменные принципы, как душа или основополагающий субстрат реальности. И буддизм, и наука предпочитают объяснять эволюцию и возникновение космоса и жизни в терминах сложных взаимосвязей, действующих в рамках естественных законов причинно-следственной зависимости. С методологической точки зрения, обе традиции придают особое значение эмпиризму. Например, в традиции буддистского исследования из трех источников знания (опыт, логика и авторитетные источники) самую важную роль играют доказательства, полученные на опыте. Далее следует логика и лишь потом - авторитетные источники. Это означает, что в исследовании реальности, с буддистской точки зрения, по крайней мере, в принципе, эмпирические данные должны возобладать над авторитетом священных текстов независимо от того, сколь глубокое почтение мы питаем к тому или иному письменному источнику. Даже когда знание достигнуто посредством логического анализа или умозаключений, его адекватность, в конечном итоге, должна быть подтверждена фактами, полученными экспериментальным путем. Исходя из этих методологических принципов, я часто указывал своим коллегам буддистам, что эмпирически подтвержденные открытия современной космологии и астрономии должны заставить нас изменить, а иногда и вовсе отвергнуть многие аспекты традиционной космологии в том виде, в каком они изложены в старинных буддистских текстах. Поскольку главной движущей силой, лежащей в основе буддийского исследования действительности, является основополагающее стремление к освобождению от страданий и улучшению положения человека, главным направлением традиции буддийского исследования становится изучение человеческого ума и его различных функций. Мы исходим из предпосылки, что более глубокое постижение человеческой психики поможет нам найти методы трансформации наших мыслей, эмоций и стоящих за ними глубинных наклонностей для того, чтобы достичь более цельного и удовлетворяющего нас способа существования. Именно в этом контексте буддистской традицией была разработана подробнейшая классификация ментальных состояний, а также техник созерцания для совершенствования определенных качеств ума. Таким образом, подлинный обмен накопленными знаниями и опытом между буддизмом и современной наукой по широкому кругу вопросов в области человеческого сознания (от процесса познания и эмоций до понимания присущей человеческому мозгу способности к трансформации) может оказаться не только чрезвычайно интересным, но и потенциально полезным. По собственному опыту могу сказать, что мои знания в таких областях, как природа и роль позитивных и негативных эмоций, внимание, воображение и пластичность мозга значительно обогатились в процессе бесед с нейробиологами и психологами. Наглядно доказанное нейробиологами и медиками влияние простого физического прикосновения на увеличение размера мозга младенца в первые недели жизни неопровержимо свидетельствует о тончайшей взаимосвязи между состраданием и переживанием счастья. Буддизм уже очень давно отстаивает положение о том, что в человеческом мозге заложен колоссальный потенциал к трансформации. С этой целью в буддистской традиции разработан большой набор методов созерцания или медитативных практик, направленных, прежде всего, на достижение двух основных результатов – взращивания сострадания в сердце и глубокого проникновения в природу вещей, что также называют союзом сострадания и мудрости. В основе этих медитативных практик лежат два ключевых приема – совершенствование внимания и его продолжительное применение, с одной стороны, и управление эмоциями и их трансформация, с другой. Мне кажется, что в обоих случаях существует возможность для научного сотрудничества между традицией буддистского созерцания и нейробиологией. Например, современная нейробиология значительно продвинулась в понимании механизмов функционирования мозга, которые связаны как с вниманием, так и с эмоциями. Традиция буддистского созерцания, учитывая ее давний интерес к практикам тренировки ума, выработала практические методы совершенствования внимания и трансформации эмоций. Следовательно, сотрудничество между нейробиологами и традицией буддистского созерцания делает возможным изучение влияния целенаправленной мозговой активности на мозговые циклы, которые, как было доказано, оказывают существенное влияние на определенные ментальные процессы. Как минимум, подобный междисциплинарный обмен поможет поднять важные вопросы во многих ключевых областях. Например, вопрос – обладает ли человек фиксированной способностью регулировать свои эмоции и внимание, или же, как утверждает буддистская традиция, способность регулировать эти процессы поддается значительным изменениям приблизительно в той же степени, в какой могут меняться поведенческие системы или системы мозга, связанные с данными функциями? Есть область, в которой традиция буддистского созерцания может внести важный вклад – это разработанные в ней практические методы развития сострадания. Что касается тренировки ума для повышения внимания и регулирования эмоций, то здесь также важно поставить вопрос, зависит ли эффективность конкретных методов от фактора времени, с тем, чтобы приспособить новые методы к потребностям возраста, здоровья и другим переменным факторам. Однако здесь нужна осторожность. Когда в междисциплинарном диалоге встречаются две радикально отличные научные традиции, такие как буддизм и нейробиология, это неизбежно влечет за собой проблемы, которые обычно возникают при обменах, выходящих за пределы культурных и междисциплинарных границ. Например, если мы говорим о «науке медитации», мы должны очень точно понимать, что подразумевается под этим понятием. В моем представлении ученым важно четко понимать различные значения, которые несет такой важный термин, как медитация, в традиционном контексте. Например, в традиционном контексте, термины, обозначающие медитацию, - это «бхавана» (на санскрите) или «гом» (на тибетском). Санскритский термин несет в себе идею развития, например, развития определенной привычки, или образа жизни. Тибетский же термин «Гом» имеет значение постепенного приучения себя к чему бы то ни было. Если говорить кратко, то медитация в традиционном буддистском контексте означает осознанную ментальную активность, которая направлена на постепенное приучение себя к избранному объекту, факту, теме, привычке, мировоззрению или образу жизни. В более широком контексте существуют две категории медитативной практики. Первая сосредоточена на достижении спокойного состояния ума, а вторая - на когнитивных процессах, ведущих к пониманию. Их называют соответственно: стабилизирующая медитация и аналитическая медитация. В обоих случаях медитация может принимать разные формы. Например, мы можем сделать тот или иной предмет объектом своего познания, как мы поступаем в случае медитации о преходящей природе явлений. Или медитация может быть направлена на культивирование определенного состояния ума, например, чувства сострадания, посредством развития сильного искреннего, альтруистического желания облегчить страдания других существ. Или же медитация может работать с воображением. Здесь мы исследуем потенциал человека к созданию ментальных картин, что может быть использовано разными способами для достижения покоя и стабильности ума. Таким образом, очень важно понимать, какие именно формы медитации изучаются в процессе совместных исследований, чтобы применяемые методы научного исследования соответствовали сложности изучаемых медитативных практик. Есть еще одна область, где от ученых потребуется способность к критическому анализу. Они должны уметь проводить различие между эмпирическими аспектами буддистской мысли и практики созерцания, с одной стороны, и метафизическими предпосылками, связанными с этими медитативными практиками, с другой. Иными словами, подобно тому, как в научном подходе мы должны выделять теоретические предположения; эмпирические данные, основанные на экспериментах, и последующие интерпретации, в буддизме нам также следует различать теоретические предположения; подтвержденные опытным путем параметры ментальных состояний и последующие философские интерпретации. Действуя таким образом, обе стороны диалога смогут найти смогут найти общую платформу для обсуждения эмпирических фактов, относящихся к человеческому мозгу, и не впасть в искушение втиснуть одну научную дисциплину в рамки другой. Несмотря на то, что философские предпосылки и последующие концептуальные интерпретации могут различаться в обеих научных традициях, всё же, если речь идет об эмпирических фактах, то факты должны оставаться фактами, какой бы способ описания мы ни избрали. Какова бы ни была истинная природа сознания, в независимости от того, можно или нет свести ее к чисто физическим процессам, – я уверен в возможности совместного постижения экспериментальных фактов, касающихся различных аспектов нашего восприятия, мыслей и эмоций. Мне кажется, что при соблюдении таких мер предосторожности, тесное сотрудничество между двумя традициями исследования может внести свой вклад в расширение нашего понимания сложного мира внутреннего субъективного опыта, который мы называем умом. И уже сегодня становится очевидна польза от такого сотрудничества. Предварительные отчеты свидетельствуют о том, что результаты разработанных в буддизме методов тренировки ума (например, регулярного выполнения простой практики сохранения бдительности или осознанного развития сострадания), которые приводят к ощутимым изменениям в мозге, связанным с позитивными состояниями ума, подлежат измерению. Недавние открытия в области нейробиологии продемонстрировали на уровне синаптических связей и появления новых нейронов врожденную пластичность мозга, выявляемую под воздействием внешних стимулов, таких как добровольные физические упражнения или обогащенная окружающая среда. Традиция буддистского созерцания может расширить эту область научных изысканий, предложив иные типы тренировки ума, которые также будут иметь отношение к нейропластичности. Если выяснится, как это утверждает буддистская традиция, что умственная практика может оказывать влияние на ощутимые синаптические или нейронные изменения в мозге, то это может иметь далеко идущие последствия. Результаты такого исследования не будут сводиться исключительно к расширению наших знаний об уме человека. Гораздо более важно, что они могут иметь огромное значение для нашего понимания процесса обучения и психического здоровья. Подобным же образом, если, как заявляет буддистская традиция, сознательное развитие сострадания может привести к коренному изменению мировоззрения того или иного человека, что повысит степень сопереживания другим живым существам, то это будет иметь серьезные последствия для всего общества в целом. И, наконец, я полагаю, что сотрудничество между нейробилогией и традицией буддистского созерцания может пролить свет на жизненно важные вопросы отношений этики и нейробиологии. Независимо от представлений конкретных личностей об отношениях этики и науки, на практике наука развивается в первую очередь как эмпирическая дисциплина с нейтральной моральной позицией, свободной от каких бы то ни было нравственных оценок. Наука воспринимается в основном как способ исследования, который дает подробные знания об эмпирическом мире и основополагающих законах природы. С чисто научной точки зрения создание ядерного оружия это воистину замечательное достижение. Но поскольку в этом изобретении заложена потенциальная возможность причинения огромных страданий вследствие невообразимого количества смертей и разрушений, то мы рассматриваем его как разрушительное. Это нравственная оценка, которая и должна определять, что позитивно, а что негативно. До недавнего времени процветал подход, при котором наука и этика разделялись на том основании, что мораль человека должна развиваться вместе с ростом его познаний. Сегодня же человечество находится на перепутье. Новейшие достижения в области нейробиологии, и в особенности генетики, к концу двадцатого столетия открыли новую эру в истории человечества. Наши знания о человеческом мозге и теле на клеточном и генном уровне, вкупе с технологическими возможностями для манипулирования генами достигли такого высокого уровня, что вместе с ними возникает великое множество проблем этического характера. Совершенно очевидно, что наша мораль попросту не поспевает за столь быстрым прогрессом в области освоения новых знаний и возможностей. При этом последствия новых открытий и их практического применения настолько серьезны, что речь идет уже о самом понятии человеческой природы и сохранении человека как вида. Мы, как общество, больше не можем придерживаться той точки зрения, что наша задача состоит лишь в том, чтобы и дальше развивать научное познание и совершенствовать технологии, предоставляя каждому отдельному человеку выбирать, как использовать это знание и технологические возможности. Мы должны найти способ сделать так, чтобы базовые гуманные и этические соображения принимались во внимание при определении направления научного развития, особенно в биологических науках. Говоря о базовых этических принципах, я не призываю объединить религиозную этику и научный поиск. Я скорее имею в виду то, что я называю «секулярной этикой», которая включает в себя такие ключевые этические принципы как сострадание, терпимость, забота, уважение к другим и ответственное использование знаний и технологических возможностей – принципы, для которых не существует барьеров между верующими и не верующими, между последователями разных религий. Лично мне нравится представлять все виды человеческой деятельности как пальцы на одной руке. До тех пор пока каждый из этих пальцев соединен с ладонью человеческого сочувствия и альтруизма, они все вместе продолжают служить на благо человечества. Мир, в котором мы живем, поистине един. Современная экономика, электронные средства коммуникации, международный туризм, проблемы окружающей среды ежедневно напоминают нам, насколько глубоко взаимосвязано все в современном мире. И в этом взаимосвязанном мире сообщества ученых играют жизненно важную роль. Так сложилось исторически, что сегодня ученые пользуются огромным доверием и уважением со стороны общества, гораздо большим, чем моя собственная философия и религия. Я призываю ученых подчинить свою профессиональную работу диктату фундаментальных этических принципов, единых для всех человеческих существ. Приведенный текст составлен на основе доклада Далай-ламы, с которым он выступил на ежегодной встрече Общества нейробиологов 12 ноября 2005 г. в Вашингтоне. Текст подготовлен Офисом Тибета в Нью-Йорке. Перевод: Наталья Иноземцева Оригинал статьи находится на сайте Сохраним Тибет! Обсудить статью в сообществе читателей журнала "Человек без границ" Подписаться на журнал "Человек без границ" Журнал "Человек без границ". При цитировании материалов ссылка обязательна. Mailto: admin@manwb.ru __________ ___ |