| Поделиться статьей: | | Статьи  Отдых для души > Возлюбленный Мценский уездТатьяна Чамова
«Если у вас есть атлас, — отыщите на нем карту России и проведите пальцем от Москвы по направлению к Черному морю; на Вашем пути немного севернее Орла — Вы обнаружите город Мценск. Так вот! Моя деревня находится в 10 километрах от этого места с довольно труднопроизносимым, как видите, названием. Это совершенная глушь — тихая, зеленая, печальная…» Это строки из письма Ивана Сергеевича Тургенева к своему собрату по перу Эмилю Золя. Ко времени написания этого письма о мценском крае и его жителях в парижских литературных кругах знали, пожалуй, даже больше, чем сейчас мы, живущие в России. Тургенев, изъездивший весь мир, знавший всех великих людей своего века, прочитавший все, что только может прочитать человек, и говоривший на всех языках Европы так же свободно, как на русском, всю жизнь был влюблен в свои родные края. И, словно в благодарность, они стали для него неиссякаемым источником творческого вдохновения. «Кто мне растолкует то отрадное чувство, которое всякий раз овладевает мною, когда я с высоты Висельной горы открываю Мценск? В этом зрелище нет ничего особенно пленительного, а мне весело. Это и есть чувство Родины».
Как когда-то высокое искусство музыки родилось из звуков пастушеской свирели, так и русская литература рождалась на живописных холмистых берегах рек Зуши, Красивой Мечи, Черни, Снежеди, в березовых рощах и старых садах дворянских гнезд. После «Записок охотника», написанных в Париже и переведенных на европейские языки и даже на японский, в Тургеневе сразу признали Мастера. Через образы мценской глуши, образы простых людей европейцы открывали «русским людом любимые места», душу и язык нашего народа. Неудивительно поэтому, что в мыслях Тургенев снова и снова возвращался в свое Спасское, и в письмах и разговорах рождались все новые, сильные и глубокие признания в любви к родной земле… Давным-давно, в начале XII века, Мценск, как и Москва, начался с небольшой крепости на окраине Киевской Руси. Река Зуша, так же как и Москва-река, служила естественным путем, пролегавшим через непроходимые леса. Впервые в летописях Мценск упоминается даже на год раньше, чем Москва, — в 1146 году: в то время там находился князь Святослав Ольгович. Легенды рассказывают о древних вятичах, живших здесь. Многие названия мценского края имеют вятичское происхождение, так же как и наименование самого города. Владимир Иванович Даль считал, что название Мценск идет от слова Мцена, по-вятически «пчела», отсюда и мчельник, то есть «пчельник» (во мценском крае и сейчас много пасек и самый душистый мед). Некоторые ученые считают, что название Мценск (или Меченск, Мченеск, Мченск), созвучное названиям рек Меч, Мцена, Мценя, восходит к финскому metsan, «лесной», и означает «город, расположенный в лесной местности». По другим версиям, название города означает «меч» или «мечта». Но если связать все эти версии с историей города, то каждая из них будет подходящей. Во времена расцвета Московского государства мценская крепость защищала его рубежи, а по реке шла торговля зерном.
Земли вокруг Мценска, Орла, Белёва, Тулы государи отдавали дворянам, отличившимся на службе Отечеству. Так возникали поместья. Во времена Екатерины II через Мценск пролегала дорога на юг, в Крым, дорога славных Побед. Просвещенной императрице нужны были и просвещенные подданные, и многие русские дворяне создавали в своих родовых поместьях центры культуры и образцового хозяйства. Таким усадьбам Тургенев дал романтическое название — «дворянские гнезда». Дворянским гнездом стало любимое сердцу Ивана Сергеевича Спасское-Лутовиново, имение его матери, а вокруг были дворянские гнезда Толстых, Тургеневых, Шиншиных (к их роду принадлежал Афанасий Фет), Шереметевых… Недалеко от Мценска, в белёвской усадьбе Мишинское, Василий Жуковский написал свои первые романтические стихи: Я Музу юную, бывало, Встречал в подлунной стороне, И Вдохновение летало С небес, незваное, ко мне; На все земное наводило Животворящий луч оно — И для меня в то время было Жизнь и Поэзия одно… Случайно ли, что через полвека после Жуковского та же Муза соединила здесь трех величайших гениев — Тургенева, Толстого и Фета? «Вы говорите, что часто мечтаете о нашем общении в деревне… — писал Тургенев Фету из Рима. — Я мечтаю о нем даже здесь, среди величавых развалин, в длинных мраморных залах Ватикана. Недаром же судьба поселила нас всех — Вас, Толстого, меня в таком недальнем расстоянии друг от друга!»
Сын Толстого Илья вспоминал: «Фет жил на своем хуторе Степановка, Мценского уезда, недалеко от имения Тургенева Спасское-Лутовиново, и в одно время к нему съезжались в гости мой отец со старшим братом Николаем и Иван Сергеевич. Там они охотились за тетеревами и часто перекочевывали оттуда в Спасское и из Спасского в Никольское-Вяземское к моему дяде Николаю Николаевичу». В один из майских вечеров у Толстых в Никольском царило особенное музыкальное и поэтическое настроение. Звучал рояль, и Татьяна Кузьминская, сестра Софьи Андреевны, пела, а из открытого в сад окна ей вторили соловьи. Фет написал прекрасные стихи, которые до сих пор доносят аромат того «эдемского» вечера: Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали Лучи у наших ног в гостиной без огней. Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали, Как и сердца у нас за песнею твоей. Ты пела до зари, в слезах изнемогая, Что ты одна — любовь, что нет любви иной, И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя, Тебя любить, обнять и плакать над тобой. И много лет прошло, томительных и скучных, И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь, И веет, как тогда, во вздохах этих звучных, Что ты одна — вся жизнь, что ты одна — любовь, Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки, А жизни нет конца, и цели нет иной, Как только веровать в рыдающие звуки, Тебя любить, обнять и плакать над тобой!
В Никольском как-то особенно уютно и тихо. На крутых берегах реки Чернь раскинулся усадебный яблоневый сад. В парке, недалеко от дома, растет знаменитый дуб — дуб Андрея Болконского. «Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млея, чуть колыхался в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого горя и недоверия — ничего не было видно. Сквозь столетнюю жесткую кору пробились без сучков сочные, молодые листы, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их». В этом месте потрясающе сильно звучат слова Льва Николаевича: «Неужели тесно жить людям на этом прекрасном свете, под этим неизмеримым звездным небом? Неужели может среди этой обаятельной природы удержаться в душе человека чувство злобы, лицемерия или страсти истреблять себе подобных? Все недоброе в сердце человека должно бы, кажется, исчезнуть в прикосновении с природой — этим непосредственнейшим выражением красоты и добра». Есть еще одна «случайность». В двух парках — у Толстого и у Тургенева — мы можем видеть два дуба: два дерева, два могучих великана, с которыми соединяли свои судьбы две могучие личности — Толстой и Тургенев. Возлюбленная мценская земля, земля России, на которой и мы с вами живем, питает эти корни, в то время как ветви возносятся к единому небу. Обсудить статью в сообществе читателей журнала "Человек без границ" Подписаться на журнал "Человек без границ" Журнал "Человек без границ". При цитировании материалов ссылка обязательна. Mailto: admin@manwb.ru __________ ___ |
