Линии судьбы

Анна Крицкая

Вокзал. Он действует на меня успокаивающе. Это всегда терпеливое ожидание чего-то нового, что должно вот-вот появиться в твоей жизни. Это предчувствие, согревающее, желанное. Здесь встречаются взглядами люди, которые больше никогда друг друга не увидят. Нас много здесь, покинувших свои укромные пещеры и отправившихся в путь. Неважно куда — далеко или близко, на восток или на запад, на север, на юг. Путь объединяет людей самых разных. Потому что он один для всех, как воздух, который поочерёдно вливается в кровь каждого человека. Здесь этот воздух пахнет дорогой. Точнее, её предвосхищением.

Сюда приходят все, рано или поздно. Каждый человек хотя бы раз в жизни оказывается в зале ожидания. Мужчины, женщины, юноши и девушки, старики и дети. Это место, где встречаются принцы и нищие, где рождаются новые истории.

Здесь все такие разные — и все похожие. Кто-то бесцельно бродит, разглядывая своё окружение, кто-то с головой ушёл в чтение, кто-то спит, выкроив себе местечко поудобнее. Общее для всех одно: это временно, всего лишь остановка в пути, перед дорогой, долгой и непредсказуемой, как и наша жизнь на земле.

— Не желаете приобрести книгу из рук автора? — передо мной останавливается высокий пожилой мужчина в чёрной куртке и кепке, из-под которой выглядывают аккуратно зачёсанные седые волосы. В его руках стопка книг.

— О чём они?

— Они о сложной и противоречивой судьбе нашей страны. Не сегодняшней, а той, послевоенной эпохи. О непростой жизни людей, столько раз переломанной, но устоявшей, не сломавшейся. Посмотрите, — мужчина протягивает мне в руки книгу, — я к вам подойду позже.

Он уходит. Открываю книгу, читаю краткую, но внушительную автобиографию: «Геннадий Лазарев. В восемь — первоклашка. В четырнадцать, в разгар войны, — сапожник. В двадцать — металлургический техникум, затем военное училище. Офицер, штурман авиации. В тридцать два — сокращение, ученик машиниста. В тридцать семь — первая публикация. В сорок один — студент-заочник финансово-экономического института. В сорок семь — заместитель директора известного на Урале объединения. В пятьдесят три — выпускник факультета журналистики. В шестьдесят два — автор книги ◊Боль». В шестьдесят четыре — пенсионер. И вот, в семьдесят, — новая книга...«

Год издания — 1998, под заголовком значится: «Записки недавнего мальчишки». Интересно. Бегло читаю предисловие от издателя: «Проза Геннадия Фёдоровича — это исповедь души, окрепшей в многотрудных испытаниях как гиблой войны, так и не всегда безоблачной мирной жизни... в тех поисках, когда сознание мечется в навязчивом обилии разного рода полуправд».

И вдруг, как по сердцу, сразу за живое: «Пройти путь длиной в 70 лет, перепробовать себя в десятках профессий, стать специалистом в дюжине сфер, получить четыре диплома, чтобы после выхода первой книги в 1991 году сказать: „Я жил, чтобы стать писателем“»... Вот оно! Дальше уже не читаю — чувствую: для меня они, эта встреча и эта книга.

Он возвращается. Издалека всматриваюсь в статную фигуру, уверенную, хотя и медлительную походку, в глаза — независимые, умные, с искринкой.

— Что решили?

— Сколько просите за неё? — я указала на книгу с белоснежными упругими листами.

— Я не прошу нисколько, — неспешно, но твёрдо начал он. — Цена складывается из издательских расходов. На сегодня она составляет 120 рублей. Если хотите, могу подписать.

— Подпишете? — с какой-то детской радостью переспросила я. — Беру... Да вы присаживайтесь!

— Если я сяду, то придётся потом кран вызывать, чтоб меня подняли, — отшутился автор, доставая из кармана шариковую ручку. — Как вас зовут?

Анна Крицкая

— Аня.

— Анна? У меня так мать звали... А ещё как называют?

— Анюта, Аня, — я немного смутилась, глядя в его серьёзное лицо. — Больше никак.

— А Нюрочкой не зовут?

— В детстве звали, — я вспомнила, как меня это сердило, а родня забавлялась. Теперь же и сама смеюсь над своими прошлыми приступами гнева.

— А-а-а, значит, звали всё-таки! Это хорошо. Не забыли, — сказал он, начиная подписывать книгу. Для меня почему-то стало очень важно то, что этот человек напишет мне. Всё было так необычно, неожиданно — и моё решение провести эту ночь на вокзале (могла у подруги остаться), и встреча с местным писателем, и само соприкосновение с его жизнью.

— Я желаю вам светлой судьбы, — озвучил он надпись.

— Спасибо! — искренне, от всего сердца прошептала я, обрадовавшись простым и оттого самым прекрасным словам в мире, которым так хотелось верить.

— Удачи вам, и будьте здоровы! — закончил он, вручая мне драгоценную книгу.

— И вам, и вам тоже здоровья... — сбивчиво говорила я вслед удалявшемуся человеку.

Открываю разворот: «Анне — с пожеланием светлой судьбы. Автор Г. Лазарев. 15.05.07».

Он уже ушёл, когда женщина рядом со мной недовольно проворчала:

— Смотри-ка, писателей нынче сколько развелось! Делать им больше нечего...

Я промолчала — не хотелось портить впечатлениe от приятной встречи бесполезными объяснениями с обозлённым на жизнь человеком. Только подумалось: «Прости им... Не ведают, что творят! Как и всегда».

Эту ночь я провела с книгой. А когда отрывалась от чтения, вспоминала наш короткий разговор, благодарила судьбу за то, что свела нас на этом вокзале. И всякий раз испытывала жгучий стыд за необдуманно вырвавшееся слово «просите». Как можно было сказать ему? Такой человек не станет просить, ни в коем случае! Он лишь по доброте души своей предлагает нам вспомнить свои корни, свою страну, вспомнить самих себя, вспомнить людей... Предлагает с надеждой и верой, что, может быть, тогда мы по-иному посмотрим в глаза друг другу. Может быть, тогда мы поймём...

Подписаться на журнал «Человек без границ»